Интервью волгоградской газете
"ЭЗОП - открытая книга", 1997

В конце прошлого года я получил предложение от г. Иваненко, главного редактора Волгоградской газеты "ЭЗОП - открытая книга" предложение ответить на несколько вопросов. По сути, это было письменное интервью, которое я привожу полностью (семнадцатый вопрос о Волгограде из интервью изъят как "местный", малоинтересный широкому читателю - АБ), надеясь, что не нарушу планов г. Иваненко. Вопросы газеты даны после цифр, и именно в той форме, в какой я получил их по факсу (все-таки, что ни говори, а авторское право на них принадлежит ЭЗОП'у). Итак:

1. Зарубежные фантасты признаются, что для подстегивания фантазии используют "допинг", в частности так называемые "умные наркотики" типа ЛСД. Испытываете ли и вы сложности с "включением" своей фантазии?

Как ни странно, в последнее время у меня действительно появилось ощущение того, что я выжимаю свою фантазию в экран компьютера, как губку. То есть, что-то льется, но совсем не так обильно, как в прежние годы. Виной тому, конечно, изматывающий ритм, который в последнее время мне задали издатели - речь идет о пяти, а то и больше полноценных романов за сезон. И при этом, разумеется, ухудшение качества не потерпит ни одно из ведущих издательств. И в общем, они правы, читатель страдать не должен.

Но об "умных" наркотиках речь идти вряд ли может, я по воспитанию очень "совковый" автор, всякое упоминание о наркотиках меня пугает. Максимум, на что решаюсь, это пиво, и в таких количествах, чтобы возлияние не сказывалось на работе на следующее утро. Писать-то приходится каждый день, без выходных, даже в последнее время стал меньше путешествовать - привык работать на компьютере, чтобы можно было сразу править, а на лэп-топ денег нет, к тому же "жидкокристаллические" экраны очень "тяжелы" для глаз. Вот и сижу, за мощной и тяжелой машиной, как привязанный, даже выезд на дачу - целая экспедиция.

А вот включение фантазии - штука особая. Я не доверяю мгновенной фантазии, я люблю, когда по сюжету, героям, антуражу и даже диалогам, то есть "поверхностной", видимой читателю аргументации у меня все продумано заранее. Поэтому пишу четыре-пять десятков страниц первоначального плана любого романа. В последнее время стал этот прием окорачивать - поймал себя на том, что пишу планы в четыре-пять полноценных листов (Роберт Говард такие романы писал, как я планы). Это не экономно, не разумно. Но это, так сказать, фантазия в стратегическом измерении.

А каждодневно, обыденно я включаюсь довольно легко - раскладываю всем известный пасьянс "косынка" в "виндах", иногда играю в другую легкую "игрушку", причем автоматически, не фиксируясь, не задумываясь особенно, и вдруг в какой-то момент вспоминаю фильм, который смотрел месяц назад, или страницы романов очень хороших авторов - в юности у меня вообще была, что называется, фотографическая память. Потом этот исходный "материал" вдруг начинает меняться, деформироваться, и вдруг я обнаруживаю, что уже мои герои говорят и действуют в моем сознании - значит, все, готов. Если в этот момент не начну писать, буду вспоминать или просто фантазировать такое, что не записать просто грех... А если начинаю работать - текст скользит, я его только записываю.

2. В наше время, когда трудно удивить читателя техническими новинками, не считаете ли вы наиболее перспективной фантастику с мистическим уклоном?

Во-первых, технические новинки, придумываемые фантастами, отнюдь не отделены каменной стеной от остального ряда новинок, применяемых авторами. Это критики взгородили понятие "hard score SF", что значит, примерно, "глубоко научная" фантастика. А на самом деле, эта разновидность вполне совместима со всеми прочими ветвями фантастики, и даже, по-моему, отнюдь не должны их подавлять. А во-вторых, технический план изрядно уже и сам разползся. Я читал немало книг, где техникой с весьма ощутимой натяжкой назывались откровенно "нетехнологичные" по сути "прибамбасы", просто автор называл их "отдаленной в будущее техникой", или как-нибудь еще.

Так что, я думаю, вы правы. Техника, безусловно, останется одной из "нерядовых" тем каждого фантаста, но с чисто авторским пониманием, в том числе и фэнтезийным, и "мистическим", или загадочно-непостижимым в принципе, как это случается в "архаистских" дистопиях. Но общее развитие жанра, мне кажется, пойдет не в сторону мистики, или какого-то другого направления, а станет более обыденным, ближе к нормальной, "человеческой" литературе. Возможно, это и будет главный "мистический" момент нашего любимого жанра в недалеком будущем.

3. Есть ли грань между фантастикой для взрослых и для детей?

Что бы там ни утверждали классики детской литературы - то же самое, только лучше... Мне кажется, все-таки есть. Облегченность формулировок, сглаженность конфликтов, и конечно, видовой признак жанра - юность героя или героев, - вот отличительные особенности фантастики для детей. Это положение, кстати, разделяют и вполне успешные детские фантастические авторы, которых я имею честь называть своими друзьями. Они говорят, что детские книжки они пишут чуть в более веселом, приподнятом настроении, по-иному видят обыденные вещи. Я много лет пытался этому научиться, даже начал одну повестуху, но на пятом листе остановил - для детской повести уже много, а я даже и не расписался. Значит, решил я, не способен. Но в мечтах, как во сне - по-прежнему, иногда летаю.

4. Американские фантасты любят вплетать детективный сюжет в фантастическую коллизию. В сущности чаще это детектив. Считаете ли вы, что за такими произведениями будущее?

Как раз сейчас, когда стало совсем трудно продать простое фантастическое произведение, сделанное в привычных рамках, я начал писать откровенный фантастический боевик из не очень далекого нашего будущего. По сути, это борьба с мафией, с политическими идеями всяких цветов и оттенков, попытка спасти обычных людей - что и присуще каждому приличному детективу. Да, я считаю, что это изрядный пласт, которым может заняться немало авторов фантастики, которые на "чисто" фантастических произведениях подвыдохлись - разумеется, я о себе сейчас не говорю, это просто проба, а не бегство, пока еще.

Но подобный фантастический детектив не станет у нас главной ветвью, так мне кажется. Просто у нас литература, даже коммерческая, не стремится так обнажать конфликт, элемент противостояния, как этому учат - именно учат - литераторов западных, в том числе и американских. А значит, наравне с конфликтом, с поединком, что и составляет суть детектива, будут проявляться другие черточки литературы, и слишком уж однозначной схемы не получится. Но это я говорю как литератор, как читатель я бы с удовольствием углубился в новое произведение, равнозначное "Стальным пещерам" Азимова.

5. Российский читатель сейчас зашорен бытовыми проблемами. Влияет ли это на читательский спрос на фантастику?

Конечно, влияет. Я просто физически ощущаю в разговорах с читателями их тягу на "необычное", на сказочное, на то, что способно хоть как-то отвлечь нас всех от весьма нерадостного бытия в России последнего десятилетия нашего века. И именно эта тяга, разумеется, могла бы стимулировать повышенный спрос на фантастику. Но получается, что спрос падает, что интерес и читательский, и издательский, вянет на корню.

Причин две. Во-первых, как бы там ни было, а мы за последнее десятилетие получили в более-менее приличном качестве практически все, что фантастика не только Российская, но и мировая, копила лет семьдесят, со времен Говарда, Лавкрафта и Замятина. Просто есть ограничения на усвояемость таких сложных текстов. А во-вторых, очень уж мало могут люди тратить денег на покупку книг, особенно таких, которые не требуется по школьной программе.

К тому же, круг читателей фантастики за последнее десятилетие, по моим наблюдениям, сузился. Появилась возможность выбрать книгу по вкусу. А еще в этом виноваты недоброкачественные издатели, которые подсовывают читателю под видом книги подделку, и, как ни странно, политики. Именно они создали ситуацию в обществе, когда вообще упала оценка и значение интеллекта в обществе. Ведь, что бы там ни говорили коммунистические критики времен застойного социализма, фантастика во всех своих проявлениях была и будет чтением самых думающих, самых развитых - студентов, ученых, интеллигентов в профессиональном, а не оценочном значении термина. 6. Кого из современных фантастов у нас и за рубежом вы считаете наиболее перспективными?

К сожалению, вынужден признать, что новых зарубежных фантастов читаю мало. Как-то так для меня получилось, что я перечитал почти всех, кого мог достать еще в семидесятых-восьмидесятых в оригинальных изданиях, да и пресыщенность, о которой говорил в предыдущем ответе, меня тоже затронула. Но все-таки, открытия есть. Например, очень нравится мне и моим детям молодой, но вполне сложившийся литератор Андрей Белянин. Когда меня пригласили на авторский вечер в магазин "Стожары", я назвал это имя, как одно из самых ярких. Все, кто пришел меня послушать, сделали круглые глаза, но уже через месяц я прочитал в "КО", что Белянин занял одну из линий специализированного "Стожарского" чарта. Значит, я не ошибся, значит, читателям он тоже понравился. Я бы мог рассказ ать более подробно, чем меня привлек этот автор, но надеюсь, читателям обязательно попадутся его книги, и они сами во всем разберутся. От души советую - не пропустите!

7. Что предпочитаете читать сами?

В последнее время читаю классические детективы - Чандлер, Хеммет, Стаут. Очень люблю исторические романы наших "старых" мастеров, например, изрядное впечатление произвел новый роман Бориса Васильева "Князь Ярослав и его сыновья". Много читаю историков, например сейчас занят сразу тремя авторами - И. М. Концевицем, А. В. Карташевым и С. Ф. Платоновым, чей еще дореволюционный учебник по русской истории заставляем меня просто поражаться нашему прошлому интеллектуальному богатству и коммунистической небрежности в обращении с именами первой величины. Довольно много приходится читать по собственно литературной технике и ремеслу - так, на столе лежат недавно изданная книга американского литагента Альберта Цукермана, и в том же время исконно русский И. А. Ильин, чьи оценки нашего классического наследия могут по оригинальности, свежести и яркости поспорить с самыми перворядными именами, наделавшими в эпоху "перестройки" немало волнений в самых элитных интеллигентских кругах. И разумеется, приходится читать много новых романов моих, так сказать, конкурентов. Но это не для чтения, это работа, почти такая же, как умение править собственные сочинения или необходимость вести переговоры с издателями.

8. Любите ли вы искусство? Какую музыку вы любите? Какие ваши любимые цветы? Какой писатель вам ближе всего? Ваше любимое блюдо?

Искусство - штука, которая не терпит любительщины, я всегда это понимал. Это помешало мне в свое время изрядно истратить денег и времени на краски и холсты. Но этюдник, с которым я немало в свое время попутешествовал по Подмосковью, все еще не в самом дальнем конце антресоли, хотя уже и близок к нему. Музыку обожаю страстно. Причем в отличие от многих, пришел к року после того, как автоматически слушал даже во сне Скрябина, Сен-Санса (2-й концерт для фоно - только для самых изысканно-трудных моментов), Дворжака и Рахманинова. Уже потом, как-то незаметно, пошел "Битлз", без которого, конечно, невозможно жить, Slades, Глубоко-Пурпурные, Uriah Heep, Supertramp и уже в последние годы AeroSmith и довольно много других.

Вообще, я думаю, если бы я не сломал руку, упав на стройке со второго этажа, я бы был музыкантом, к тому времени я уже изрядно "въехал" в такой непростой инструмент, как скрипка. А после перелома пытался "гитарничать", но тоже без успеха, рука-то срослась неудачно. Вот недавно надумал купить компьютерные "примочки" и посочинять в свое удовольствие, но пока в эту хитрую технику до конца не влез, так что говорить об этом рано.

Цветы не люблю, может быть, потому, что наша традиция требует их срезать и ставить в вазы. Вазы - это сверкающие гробики цветов, с детства не могу отделаться от этого соображения, принадлежащего, кажется, Лему ("Магеллановы облака" - хотя, может быть, я ошибаюсь).

Из писателей мне мало кто близок, я слишком много читал, слишком остро чувствую разницу между самыми внешне похожими авторами. Но вот быть похожим иногда хочу на Чандлера, а иногда на Хеммета. Спешу заметить, что когда-то я читал и полюбил их на английском, но в последнее время появились просто великолепные переводы, настолько, что любимые авторы в них только выиграли. По стилистике - это писатели, которых не видно за облаками, они умели все, и чрезвычайно экономными методами. По-сравнению с ними большая часть нашей литературы - жалкая графомания. А вот из фантастики очень хотел бы быть похожим на Джека Венса и на Муркока. Тоже стилисты - от Бога, и тоже недооцененные, а жаль.

И, наконец, последнее из этого затянутого ответа - есть люблю не очень и блюда любимого не имею. Когда-то любил вареники с вишнями, но бабушка моя, которая готовила их исключительно, умерла, а жена моя о таком изыске даже не слышала, так что пришлось отвыкнуть.

9. Почему вы стали фантастом? Пробовали ли вы себя в других жанрах? Вы фантазировали с детства? Не доставляло ли это вам неудобства?

Собственно, я не совсем фантаст. Конечно, я читаю и люблю фантастику, и даже свой первый роман начал писать как чисто фантастический, происходящий в каменном веке. Мне было тогда лет двенадцать, я болел свинкой, делать было нечего, я и начал писать. К концу этого так и незаконченного опуса твердо решил - буду литератором. Но по своему литературному образованию я эссеист, специалист по рассуждениям о том, как некий момент в жизни или произведении другого автора ощущаю я сам. Просто у нас еще нет чисто эссеистических журналов, этот жанр вообще не имеет своего читателя, и я стал беллетристом.

Помимо фантастики, я разумеется, еще пишу детективы, но пока не очень преуспел на этом поприще, даже авторствовать приходится под псеводонимом. Конкурентная среда у нас не слишком развита, а значит, пробиваться через кордон редакторов-издателей непросто. А кроме того, жанр очень насыщеный, американцы считают, что детективист выписываться должен лет пять, а то и больше. Вот я и выписываюсь, пока не теряя надежды.

А что касается фантазирования - конечно, с детства. И могу добавить - весьма. Великие армии, невиданное оружие, фантастические герои, потрясающие цивилизации - все это гнездилось в моей голове, а может и где-то еще, я только за этими сказками подсматривал... Иным из моих задумок более трех десятилетий. Иногда пофантазируешь перед сном и знаешь, что получилось отменно, лучше, чем все, что я написал до сих пор. Иногда получается - так себе, без блеска. И разумеется, это мечты для себя, даже дети мои о них ничего не знают, и они никогда не будут записаны. Если угодно, это лаборатория, кухня или мастерская моих книжек, а может быть, и всей моей личности в целом.

Именно как системообразующий фактор я и рассматривал эту особенность, причем, - я хорошо помню - очень удивился, когда узнал, что это свойственно не всем, что есть люди, которые не грезят наяву, не медитируют, не играют со своими фантазиями, как дети с кубиками. Наверное, поэтому эта особенность мне никогда и не мешала - я слишком поздно догадался, что это есть не у всех. Наоборот, это частенько помогало - в пионерском лагере после отбоя я заводил "свой патефон", и даже воспитатели приходили послушать под окна. Однажды у меня был "приступ" на уроке ботаники, и учительница просто отошла в сторону, потому что видела - меня несет. Кстати, она была не просто учительница, она была другом.

Особенно это стало помогать, когда пришла пора знакомиться с девицами - стоило мне разговориться, как... Впрочем, нет, выходит, это мне иногда и мешало - иные из моих приятелей не приглашали меня на вечеринки, знали, что я могу разговориться, и тогда девы так и просидят рядком, выслушивая очередные бредни.

10. Хорошо ли быть писателем-фантастом, не мешают ли вам фантазии в реальной жизни?

Могу смело и честно ответить, положа руку на сердце, что быть писателем - очень скверно. Во-первых, все время приходится забираться в такие дебри сознания, что безнаказанно это не проходит - то депрессия, то лютая, на месяцы бессоница, то непонятные боли, то спазмы - иному штангисту такие "пережимы" не снились, какие испытываешь, работая над иным опусом. Во-вторых, теряешь ощущение жизни, и очень основательно. Мир становится бесцветным, неинтересным. То есть, налицо все признаки болезни, хотя самой физической болезни как таковой нет. Кстати, когда я был приписан к литфондовской больнице, самым посещаемым врачом был именно невропат. Со временем привыкаешь подпитываться искусственными витаминами, всякими стимуляторами... И лишь воля помогает не упасть в этот омут до конца. Кстати, и сам литфонд был организован для помощи - отдельным пунктом упоминалось в уставе - пьющим литераторам. Алкоголизм - своего рода профессиональное заболевание, и поверьте, не от хорошей жизни.

Это до такой степени не здорово, что я стал побаиваться за детей. Те видят меня, почти всегда праздного, относительно благополучного, пользующегося вниманием и уважением даже посторонних людей. И у них складывается неправильне представление - они тоже подумывают о литературном поприще. До недавних пор я, так сказать, силой отцовской власти, пытался запрещать им, отговаривал даже думать об этом. Но убедился, что это приводит к обратному результату, старший вообще поступил в Академию Печати на редакторский, вероятно, с далеко идущими планами. Когда я об этом узнал - меня паника охватила. Но со временем подчинился, тем более, что не я один книжник, жена тоже редактор в одном из процветающих ныне издательств. Вот в нее, уговариваю я себя, может, он и пошел.

11. Советуетесь ли вы со специалистами "технарями"?

По первому образованию я криогенщик. Довольно долго зарабатывал свой хлеб как инженер, дошел до начальных начальственных должностей, но потом все бросил, писать очень уж хотелось. Так что не советоваться я не могу - просто у нас в России есть такой очень правильный обычай, если чего-то не понимаешь, подойди к умному и знающему, он объяснит. За тринадцать лет моей "технической карьеры" я налетел на считанных людей, которые отказались проконсультировать по какому бы то ни было поводу. Скорее, наоборот, я вижу, что знаю предмет лучше, но все-равно приходится выслушивать чужое мнение, а как же иначе - сам напросился. Так что это у меня - одна из особенностей образования, и притом люблю я это дело - узнавать нечто, о чем сам еще пару минут назад не догадывался.

12. Встречаются ли фантасты друг с другом, есть ли у вас какие-либо профессиональные клубы?

Я вообще-то не тусовочный человек, и насчет клубов осведомлен плохо. Даже на встречи с разным людом, которые устраивает Каширин в своих "Стожарах", редко когда выберусь. А вот по делу с коллегами иногда встречаюсь. Например, пару лет назад "Армада" собиралась затеять проект, где присутствовало бы по меньшей мере человек десять фантастов, пишущих, по западному образцу, один длиннейший сериал. Мы собирались, разговаривали, очень всем было весело, пока не стало ясно, что ничего из этого не выйдет. Мы оказались не западниками, слишком сильно было в нас индивидуалистическое начало, и мы очень уж плохо относились к дисциплине, причем все сразу. В общем, проект лопнул. Но те посиделки я помню очень хорошо, и с большим удовольствием.

13. Есть ли будущее у фантастики вообще, а у отечественной фантастики в частности?

На этот вопрос даже отвечать нелепо. То есть, сам вопрос может и ничего, а вот ответ на него неизбежно будет слишком... Самоуверенным. Разумеется, у любой отрасли человеческого духа есть будущее, пока в нее приходят талантливые люди, а в фантастику за последние лет пять пришло немало весьма способных людей.

Другое дело, что сейчас фантастику ждут несколько довольно жестоких кризисов - и читательский, и издательский, и истощится поле собственно выдумки, пока новые гении не изобретут (или откроют, как Америку) новые идеи. Но с этим мы должны примириться, хотя бы потому, что то, что живет, неизбежно впадает в периоды усталости и тишины. Но также неизбежно, за ними грядет новая фаза активности, силы и побед. Это не только о фантастике, но и о ней тоже. Поэтому, наберемся терпения, переждем зиму нашего любимого жанра, и наступят еще жаркие деньки, когда будем удивляться и поражаться, любить и восхищаться, радоваться и спешить посоветовать другу только что открытого автора. Такое непременно наступит!

14. Как развивать способность фантазировать у ребенка и как направить ее в нужное русло?

Дело это довольно сложное, в паре абзацев на него не ответишь. Существуют целые школы, которые должны бы стимулировать этот рост воображения и творчества у ребятишек, есть методики, есть книги, которые на западе как жанр условно называется - "стратегия гениев". Якобы, прочитал книгу, начал действовать по определенным нормам, и сделался почти гений, по крайней мере, добился почти такого же успеха. У нас из всей этой катавасии стали особенно известны Карнеги, Наполеон Хилл и, пожалуй, доктор Спок.

Я в эти книги не особенно верю. Конечно, книги - штука хорошая, они помогут решить даже иную частную поведенческую проблему, могут обучить правильным мыслям на эту тему, но... В этом плане я сторонник восточного взгляда на вещи, а он гласит - не существует науки, существуют мастера. То есть, даже самое правильное знание может быть искривлено, принесет болезнь, травмы и неудачи, если тебя не учит живой человек, который, может быть, уже совершил эти ошибки и знает, как их избежать.

То есть, у мальчишки или девчонки должен быть одаренный, талантливый учитель, и лишь тогда он может научить творчеству и "заразить" талантом. А с этим у нас очень неважно. Я не хочу сказать что-то плохое про всех наших учителей или, например, кружковцев в разного рода клубах. Но это слишком часто не творцы, не элита - они лишь бледно и не всегда вдохновенно выполняют кем-то выдуманные правила, а жаль. С такой "человеческой оснасткой" сделать ребятишек талантливыми очень трудно, если только повезет.

15. Вы были прилежным учеником?

Наверное, по характеру предыдущего ответа можно догадаться, что у меня было больше конфликтов с учителями, чем примеров приязненного, доброго отношения. Причем, чаще всего начинал не я, могу в этом поклясться.

Как-то так получалось, что учитель вдруг начинал цепляться, требовать что-то, что, на мой взгляд, было совсем не главным. А потом становилось ясно, что мы в ссоре. Кому из-за этой ссоры доставалось больше, думаю, пояснять не нужно.

В общем, все правильно, я не в восторге от учителей, которые у меня были. Слишком мало среди них оказалось таких, кому я благодарен (я не просто помню их поименно, помню даже любимые жесты, словечки, шутки, смех). И слишком много оказалось бездарей, неудачников, злобных дураков, у которых не могло быть никакого будущего на серьезном поприще, вот они и "откатились" в школу, чтобы не бросаться в глаза. Про учителей у нас не принято говорить плохо. А зря. Мне кажется, что быть в этой проблеме "добреньким" - не лучшая позиция. В конечном итоге, за это расплачиваются дети, наши дети, которые бесконечно талантливее своих взрослых педагогов.

16. Над чем вы работаете сегодня икаковы ваши творческие планы?

Сейчас, как я уже говорил, кончаю большой, в двадцать листов, роман о Москве XXIV века, мафии, наших тогдашних правителях, которые мало чем отличаются от правителей нынешних. Рабочее название почти триллерное - "Неуязвимых не существует". Если комплекс всех этих идей и их реализация понравится издателю и читателю, напишу еще один такой же роман про того же героя, под названием "Никто не живет вечно". Но в плане второго, кроме кусков самого общего характера, ничего пока нет.

Еще я начал, но по причине издателя, не зашел дальше третьего романа огромный сериал под названием "Мир Вечного Полдня". (Где-то это уже было, верно... Но это мое, только мое, честно). Там только начальных романов должно быть восемь, и еще столько же для нормального развития интриги. Конечно, много войны, много жутчайших чудовищ, необычных технических изобретений, но кое-что и от обычной человеческой судьбы там тоже имеется. В общем, это уже не совсем привычный фантастичекий боевик, это более полнокровная и насыщенная литература. Кажется, там есть даже психология, что и отпугнуло от книги кое-кого из издателей. В общем, посмотрим на реакцию, на торговые заказы, и ситуация прояснится.

Так вот и живу. В последнее время стал отказываться от чересчур долговременных планов, уже не решаюсь подписывать договор-заказ на шесть томов сразу. Но все-равно, почти все расписано до конца будущего года, и даже с вероятностью в пятьдесят процентов знаю, что буду делать в "послезавтрашнем" году. Самое странное, почти все эти планы выполняются, и почти так, как я их задумываю, только работать приходится очень много, но по закону, выраженному еще Флобером - "литературу делают волы". Я тоже очень хочу ее делать, хотя и не мне судить, как это получается.

Н. Басов