|
Пару недель назад мне пришло в голову, что раньше я придумывал все свои истории в расслабленности, возникающей перед сном, или сразу после просывания. И каких только историй я не сочинял, и чего только не выдумывал, и чего не "рассказывал" сам себе!? Этот фонтанчик бил, почитай, лет сорок, сколько я себя помню - столько и придумываю. Иные из "миров" про космические войны, красавиц, несуществующие корабли, про (разумеется) отважного меня и многое другое, я сочинял, словно на работу ходил, разве что номерков на проходной не вывешивал. Один "цикл", если не ошибаюсь, относящийся к "лордерам" (который я и писать-то боюсь, просто "утону", потому что слишком много всего "знаю"), я придмывал с середины семидесятых до середины девяностых, почти двадцать лет!
Фонтанчик этот бил совершенно непроизвольно, кстати. Как другие дышат, так что-то выдумывалось, что-то рисовалось в моей не очень большой и разумной голове... И вдруг я понял, что этот фонтан пересыхает.
Мне уже больше не надо придумывать что-то, чтобы уснуть. Я просто представляют, что лежу в теплой кровати, и я засыпаю. Вероятно, я утрачиваю этот фонтанчик, потому что слишком эксплуатирую его, слишком он здорово "запряжен" в работу, в писанину, особенно за последние три-четыре года.
Есть такое слово, которое про литераторов говорят обычно с брезгливостью - "исписался". Причем, кажется, только про них. Про каскадера, который уже не хочет прыгать через огонь или с седьмого этажа, рисковать жизнью "за-ради" грошовой оплаты, никто не скажет, что он "отпрыгался". Про врача, который налечился "ву-смерть", никто не скажет, что "растратился". А про литератора так говорить можно. В этом проявляется та повышенная "нагруженность" профессии, которую питало к литераторам со времен Чехова-Толстого секуляризованное общество. И в этом - тайная месть за ту мнимую или действительную зависимость, которую так называемые "думающие" люди испытывают от литераторов, от текстов вообще.
И хотя я совсем другой, совсем не Толстовско-Достоевкий, а развлекательный и не претендующий ни на какие постаменты по профессиональному признаку, это отношение сохранилось. Я и сам его испытываю, и какая мне разница, что объектом этого возрастающего презрения становлюсь я сам, как литератор? Двойственность обычно мне не свойственна, но тут я начинаю нервничать - может, это признак раздвоения сознания? И если так, то почему это случилось - потому ли, что фонтанчик глохнет и становится очевидным мое личностное неучастие в нем, или же степень неприятия профессии литератора так здорово проявляется, что я уже и сам склонен к мести литераторам за то, что слишком долго был зависим от них?
А в общем, если не углубляться, должен признать, главное вот что - я продал свои мечты. Разбросал их в тексты, расплескал их по издателям, раздал читателям, хотя со многими из них даже никогда в жизни не встечусь. Я разбазарил себя... И теперь меня очень интересует - умеют ли мечты восстанавливаться? Да, это для меня не сугубо академическая проблемка - к сожалению.
|
