Я родился в городке Кадиевка Луганской области 15 октября 1954 года. Мать с отцом еще учились в ленинградской "корабелке" (ЛКИ), к студенческим бракам отношение тогда было тяжелое, и мать приехала рожать меня к бабушке, которая была не много ни мало - главврачем районной скорой помощи. Понятно, что переезд стоил свеч.

К тому же, наверное, только в Кадиевке меня и могли выходить, потому что мать уехала через две недели после родов учиться дальше, а я... Диспепсия, всякие осложнения, по словам другой бабушки, однажды на меня уже заполнили формуляр, чтобы отправлять в морг, но... В общем, решили немного подождать, и я обманул все ожидания.

Первые шесть с половиной лет я мотался между Кадиевкой и Таганрогом, где жили родители отца. Думаю, это многое определило в моем отношении к морю, солнцу, кораблям и русскому югу. И разумеется, раз на всю жизнь приучило к переездам и бродяжничеству.

Тем временем мать развелась, снова вышла замуж, как водится, за друга отца, и переехала с ним в Москву. Сюда же в 1961 году перевезли и меня, поступать в школу.

В школу # 47 я поступил, но лишь условно. Потому что был мал, с неполными семью годами тогда еще не экспериментировали, и потому что говорил по-русски с сильным южным выговором. Зато неплохо понимал все малоросские диалекты, причем "ловил" даже поляков, потому что няня моя - а у меня была нянька! - иногда переходила на "таку мову, що не усякий хлоп вразумие". И потому что город этот, позже на время переименованный в Стаханов, был настоящим плавильным тиглем двунадесяти, если не больше, племен и языков. До сих пор гадаю, какой же язык считать родным, но так ничего и не придумал.

Осенью 1968, после седьмого класса мы переехали с Зубовской площади по причине слома дома на Бауманскую, на одиннадцатый этаж редчайшей тогда двенадцатиэтажной башни. Прямо в окна нашей с братом спальни смотрела Елоховка, салют был виден Кремлевский, а вот район оказался неприятным.

Рядом были Переведеновские переулки, Почтовые улицы и Лефортово - места куда как "веселые". Иногда на драки местных "королей" собиралось по сотни бойцов с каждой стороны. Разумеется, я в их среду не рвался, хотя моя уличная жизнь была полна коллорита, которого в другом месте быть просто не могло, ну, если не считать Марьиной Рощи, Коптева, Люберец, Реутова и всей остальной России.

В физмат-школе # 352 для "почти гениев", как мне сказала матушка, я попробовал сначала учиться изо всех сил. Но пользы для меня от этого вышло не много, я слишком быстро пробился в эти самые "гении", а вот выбраться оттуда уже стоило труда. А выбраться хотелось, потому что предметы, которые там изучались, меня очень мало интересовали.

Тем не менее, закончив в 1971 школу всего с одной тройкой - да и то по химии, которую я до сих пор люблю и неплохо знаю! - я попробовал поступить в МВТУ, благо от нас он был недалеко. Но срезался на сочинении, кажется, Лермонтовскую Белу написал с двумя "л".

После этого уехал на юг, бродить по Крыму. Осенью, вернувшись, поступил на подготовительные курсы того же МВТУ и в секцию самбо. Самбист из меня получился лучше, чем "бауманец", потому что следующей весной, в "горячий" 1972 поступил в МИХМ - Химического Машиностроения, на кафедру холодильных и компрессорных машин.

Почему-то всю ту зиму, не очухавшись от своих "утешительных" странствий, я писал один из своих первых романов, о сети подземных высокоскоростных трасс и о гонках в этом подземелье, и рассказ о Григе, который так и не решился никуда послать. И еще я возмечтал поступить в корабелку, на штурманский факультет. Но мать не пустила - властная женщина, она, если я чего-то хотел, делала все наоборот, в данном случае не позволила податься в Ленинград. Поэтому я решил идти на "холод", так как наслышался, что приличных холодильщиков на сейнера берут без очереди, а плавательский диплом выдают моментально, едва войдешь в минрыбфлотский отдел кадров.

В МИХМ я поступил легко, требования там оказались не те, к которым я готовился, выцеливая Бауманское училище, отучился пять лет и в 1977 вышел оттуда вторым или третьим в своем курсе. На распределении выбрать я мог все, что угодно, хоть ТАССовскую службу эксплуатации, с ее полублатными пайками, но я отправился - вот ведь пень развесистый! - в Специальное Конструкторское Бюро # 16 при Минмонтажспецстрое.

Чем они занимались, наверное, сейчас знают уже многие - от спецметро для правительства, до стратегических или "простых" ракетных шахт по всему союзу. И до 1982 годя я мотался по этому самому союзу, от Прибалтики до Байконура. Побывал в Грузии (Рустави), Тольятти, Омске, Оренбурге, Красноярске, Литве (Йонава и Каунас), Украине... В общем, было нескучно, хотя дома каким-то образом родился сын, и жена стала ворчать по поводу отлучек.

Решив избавиться от разьездов, я... поступил в испытательный спецтрест от того же министерства. Теперь я возился с такими объектами, которые даже сейчас не люблю вспоминать, а таких "прелестей" как гептил, "Буран" и суточных вахт на оборудовании резервны х командных пунктов разного назначения стало еще больше.

Тем не менее, в 1987 году я поступил в студию при Литфонде СССР, на семинар Тадеоса Ависовича Бархударяна, выступавшего в литературе под псевдонимом Федор Колунцев. Потрясающий человек с непростой судьбой и отменный мастер, этот мой первый учитель изрядн о проясним мне кое-что в литературе, да и не только мне.

Кстати, уровень того семинара был в самом деле неплох, потому что после преждевременной смерти Тадеоса Ависовича, кажется, осенью 1988, семинар перешел к Анатолию Игнатьевичу Приставкину, который к тому времени уже написал "Тучку Золотую", и Галине Васильевне Дробот. Оба этих преподавателя, да не обидятся они на меня, пробовали заниматься с нами честно и в полную силу, но через год почти всю их энергию стал поглощать нарождающийся тогда "Апрель" - довольно интересное движение членов союзписа. Наверное, нет смысла говорить, что я тоже там был и много чего наслушался, и что сначала было интересно.

Так как эта учеба, не в пример моим философским "штудиям", которыми я мог заниматься в командировках, и из которых меня, тем не менее, выперли за невозможность по многим причинам вступить в компартию - а это было необходимо для студентов филфака начиная с третьего курса, - я уволился из пусконаладки, и поступил начальником службы эксплуатации вент и холодоснабжения в МОНИКИ, одну из самых выдающихся по клиническим результатам больниц и исследовательских центров. Где и проработал до 1990 года, когда уже устав от "Апрелевских" отвлечений, от необходимости работать на "два фронта" - литературный и инженерный, - пошел редактором-переводчиком в частное издательство АсмАдей (именно так, с ошибкой, что показывает, насколько грамотными были там ребята) при сою зе предпринимателей СССР, которым руководил академик Бунич.

К тому же у меня и второй сын родился, так что совсем стало не до разъездов. Хотя сейчас все получилось наоборот - я скучаю по бродяжничеству, потому что путешествовать стал от газетного киоска до дивана, и лишь пару раз в году выбираюсь на какую-нибудь книжную ярмарку. Но это жизнь, с ней не поспоришь, к тому же в будущем я рассчитываю наверстать упущенное.

Из АсмАдея меня выперли осенью 1991, но на Волгаконе - вполне этапной конвенции тех лет, я все-таки побывал. С народом там я познакомился интересным, но когда остался без работы, искать у ребят поддержку не стал, а устроился в пекеджерскую фирму Апостроф . Весной следующего года фирма развалилась, хотя, как я понимаю, спрос на эти услуги уже определился, и можно было просуществовать, правильно организовав дело. С весны до осени 1992 я работал редактором в издательстве Джокер, но ушел оттуда уже со сканда лом.

В то время я только-только начинал понимать, как нужно работать, чтобы контора не разваливалась. Я стал об этом думать, потому что мне захотелось постоянного места и вполне жизнеспособных идей, которые можно было бы воплощать в книгоиздании. А Джокер отн юдь не блистал, что и подтвердил, рухнув через несколько месяцев с фантастическим для тех времен дефицитом.

Летом того же 1992 я принялся писать свою первую фантазийную сагу, Лотара, и потому, осознав, что редактировать и писать одновременно очень тяжко, устроился в охранную контору, работая в разных издательствах по трудовым договорам. Платили мне деньги по т огдашним меркам огромные, тренироваться можно было хоть по три раза в неделю, и бесплатно. Если случались проблемы с компьютером, который я собирал, чтобы работать "цивилизованно", я шел в некоторые иностранные фирмы (например, Кока-колу) и подрабатывал то грузчиком, то охранником. Жизнь была прекрасна!

И надо же было в декабре 1993, за несколько недель до получения охранной лицензии с правом на оружие, перейти в Армаду. Ребят из этой команды я знал с осени 1992, мне они нравились, и я польстился на их согласие выполнить одну из давних моих задумок - ор ганизовать полноценное литературное агентство.

Агентство в самом деле было давней моей мечтой. Оно нарождалось как бы случайно. Летом 93-го я устроил Армаде контракт с Джулиан Мэй на восемь ее романов, потом подготовил план по одной из фантастических энциклопедий, и... В общем, с декабря я стал дирек тором Фавна, довольно "грозной" компании, если кто помнит те времена.

Весной же 1994 я сдал Армаде первые романы о Лотаре Желтоголовом, они почитали, и... Приговор был настолько жесток, что до сих пор я удивляюсь, почему не уволился в тот же момент. Наверное, потому что решил не показывать, насколько это все больно и неспр аведливо. Примерно тогда же я предложил Армаде план сериала, который должен был писать некий коллективный автор. Основой его могла послужить идея, легшая в основу недавно обнародованного Мира Вечного Полдня. И снова - отказ, с еще более мелкими и неприят ными придирками. В общем, побарахтавшись, попредлагав еще пару-тройку затей, я "успокоился" и перестал обращать внимание на то, что я - литератор, а рядом находится такое мощное издательство.

Летом 1995 года, когда меня сначала как бы отправили на Франкфуртскую ярмарку, а потом довольно грубо "завернули", я ушел из издательства вовсе, хотя в тот момент это было уже сложно. В Армаде работала моя жена, все литагентские связи были выведены на эт у фирму, и т.п. Но уже осенью, подуспокоившись, я снова отнес трудовую в Армаду, да и руководство издательства вдруг подобрело. Решено было печатать первый том Лотара, кое-кто стал как бы прислушиваться к моим предложениям... Наверное, будучи штатным сот рудником, я оказался слишком "близко" к этим людям, а этого не всякое животное выдержит, не то что русский коммерческий издатель. А вот когда дистанция стала поотдаленней, все пришло в норму.

Тем более, что вышел первый том Лотара, потом второй, потом, как можно догадаться, Армада решила, что отпускать меня "рентабельно". Так я и проваландался два года в ее цепких, хотя и в высшей степени дружеских объятиях.

Ну, вот, примерно, мои похождения. Разумеется, я сделал немало пропусков, и кроме того, написал этот опус не как строгую таблицу, а как студенческое упражнение в вольном тексте или "свободную" заявку на роман, но, надеюсь, от этого она не много потеряла. Так или иначе, жизнь по-прежнему прекрасна!

Н. Басов
3 февраля 1998